«Длинная и непростая прожита жизнь. Особенно в годы войны. Была я тогда подростком. Пришлось работать на руднике Дарасун, где добывали в шахте золото. На фабрике, где его обрабатывали, и даже на автобазе слесарем. Здесь мы не только технику ремонтировали, но и для сельчан делали болты, гайки, ключи. На производстве дисциплина была строгая – за опоздание судили, высчитывали из зарплаты 25 %. Рабочий день – ненормированный. Так в памяти и остались маленькие, тощие, грязные мальчишки и девчонки под старыми, разбитыми машинами с инструментами в руках. К 1945 году, правда, отмылись и сразу переженились. 

Но вернусь в военное лихолетье. Помимо основной работы мы, комсомольцы, заготавливали дрова для котельных. Перед тем как в лес отправить, накормят в столовой, а после –  ещё раз, чтобы силы были. Де-ревья валили вручную, кто как мог, мы ведь не специалисты. Куда лесина упадет – так и ладно. Одну девчонку все-таки убило. Могилу ей копали сами – больше некому. И лесные пожары тушили мы, и светомаскировку контролировали, и землю копали под убежища в огородах.

Я к концу войны комсоргом была. Директор как-то вызывает и говорит: “Собери знамена, на митинг пойдем. Пала фашистская Германия. Победа!”. Я заплакала, побежала в мастерские, ору, перекрывая грохот станков. Как давай все обниматься, смеяться, радоваться...

После войны освоила фрезерный станок. Стахановкой была, норму все время перекрывала. Стала во всяких слетах передовиков участвовать,  премии получать. А всё равно жили впроголодь, семья большая – 12 человек, из них 8 детей. Если бы не своя картошка да зелень всякая с огорода, поумирали бы. Маленькая сестренка ещё с военных лет в  кармашке платьица носила сухарик, который звала “пай”. Она в 4 года не знала слова “хлеб”.

Свадьбы справляли скромные, безалкогольные, водки-то не было. Да и не только водки. Я вот к свекрови явилась совсем без приданного, с двумя платьями, но она никогда меня не упрекнула даже словом. Жила я в семье мужа в мире и согласии со всеми».